Sarva Mangalam
"Люди из тлена, люди из глины, и люди из талой травы...
Ангел с лицом удивительной рыбы меня называет на "Вы"..."
Ангел с лицом удивительной рыбы меня называет на "Вы"..."
вторник, 24 января 2017
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
Ребенок сказал: «Что такое трава?» — и принес мне полные горсти травы,
Что мог я ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое трава.
Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из зеленой материи — цвета надежды.
Или, может быть, это платочек от бога,
Надушенный, нарочно брошенный нам на память, в подарок,
Где-нибудь в уголке есть и метка, чтобы, увидя, мы могли сказать чей?
Или, может быть, трава и сама есть ребенок, взращенный младенец зелени.
А может быть, это иероглиф, вечно один и тот же,
И, может быть, он означает: «Произрастая везде, где придется,
Среди чернокожих и белых людей,
И канука, и токахо, и конгрессмена, и негра я принимаю одинаково, всем им даю одно».
А теперь она кажется мне прекрасными нестрижеными волосами могил.
Кудрявые травы, я буду ласково гладить вас,
Может быть, вы растете из груди каких-нибудь юношей,
Может быть, если бы я знал их, я любил бы их,
Может быть, вы растете из старцев или из младенцев, только что оторванных от материнского чрева,
Может быть, вы и есть материнское лоно.
Эта трава так темна, она не могла взрасти из седых материнских голов,
Она темнее, чем бесцветные бороды старцев,
Она темна и не могла возникнуть из бледно-розовых уст.
О, я вдруг увидал: это все языки, и эта трава говорит,
Значит, не зря вырастает она из человеческих уст.
Я хотел бы передать ее невнятную речь об умерших юношах и девушках,
А также о стариках, и старухах, и о младенцах, только что оторванных от матерей.
Что, по-вашему, сталось со стариками и юношами?
И во что обратились теперь дети и женщины?
Они живы, и им хорошо,
И малейший росток есть свидетельство, что смерти на деле нет,
А если она и была, она вела за собою жизнь, она не подстерегает жизнь, чтобы ее прекратить.
Она гибнет сама, едва лишь появится жизнь.
Все идет вперед и вперед, ничто не погибает.
Умереть — это вовсе но то, что ты думал, но лучше.
Что мог я ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое трава.
Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из зеленой материи — цвета надежды.
Или, может быть, это платочек от бога,
Надушенный, нарочно брошенный нам на память, в подарок,
Где-нибудь в уголке есть и метка, чтобы, увидя, мы могли сказать чей?
Или, может быть, трава и сама есть ребенок, взращенный младенец зелени.
А может быть, это иероглиф, вечно один и тот же,
И, может быть, он означает: «Произрастая везде, где придется,
Среди чернокожих и белых людей,
И канука, и токахо, и конгрессмена, и негра я принимаю одинаково, всем им даю одно».
А теперь она кажется мне прекрасными нестрижеными волосами могил.
Кудрявые травы, я буду ласково гладить вас,
Может быть, вы растете из груди каких-нибудь юношей,
Может быть, если бы я знал их, я любил бы их,
Может быть, вы растете из старцев или из младенцев, только что оторванных от материнского чрева,
Может быть, вы и есть материнское лоно.
Эта трава так темна, она не могла взрасти из седых материнских голов,
Она темнее, чем бесцветные бороды старцев,
Она темна и не могла возникнуть из бледно-розовых уст.
О, я вдруг увидал: это все языки, и эта трава говорит,
Значит, не зря вырастает она из человеческих уст.
Я хотел бы передать ее невнятную речь об умерших юношах и девушках,
А также о стариках, и старухах, и о младенцах, только что оторванных от матерей.
Что, по-вашему, сталось со стариками и юношами?
И во что обратились теперь дети и женщины?
Они живы, и им хорошо,
И малейший росток есть свидетельство, что смерти на деле нет,
А если она и была, она вела за собою жизнь, она не подстерегает жизнь, чтобы ее прекратить.
Она гибнет сама, едва лишь появится жизнь.
Все идет вперед и вперед, ничто не погибает.
Умереть — это вовсе но то, что ты думал, но лучше.
вторник, 16 сентября 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
понедельник, 15 сентября 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
Я встретился с Богом впервые в штате Висконсин, в начале осени,
Он много смеялся, курил, говорил, что Его, дескать, тоже бросили,
Говорил, не волнуйся, прорвемся, где наша не пропадала,
Я запомнил тогда глаза Его, цвета горечи и сандала.
Потом Он исчез - я не слышал о Нем года три, поменял два дома,
В третьем как-то подзадержался - авария, месяц глубокой комы,
Он появился в моей палате, как должное, принес цветы,
Ты, говорил, не умрешь в этот раз. Не ты.
После мы вместе пробыли шестнадцать месяцев, исколесили полмира,
Он говорил без умолку, рвал газеты, ругался, что люди творят кумира
Из каждого. Потом подолгу молчал, смолил за одной одну,
И, кажется, медленно шел ко дну.
Как-то расстались бездарно, Он вышел за сигаретами, а я - в Мадрид,
Тогда мне хотелось спрятаться, забыть, наконец, что и где у меня болит,
Там и пересеклись в предпоследний раз, я сразу Его узнал
Он был...Ну, Он был Богом. Где были мои глаза?
Такой получился расклад - Он стоит, прячет улыбку свою в ладонь,
Говорит "Мы давно не виделись, здравствуй, мой друг". Создает огонь
И прикуривает - как будто мы снова идем слушать новый рок,
Как будто и не было ничего. Будто бы Он - не Бог.
А я молчу, как последний дурак, сигарету изжевываю, покрываюсь потом,
Что мне сказать Ему, что бы не вышло вычурно, не лебезить, проявить заботу,
"Здравствуй"-, мой голос срывается. Он хохочет, берет меня за плечо,
И через месяц уходит, прощаясь - "Увидимся мы еще".
Больше не виделись. Я не молюсь, не соблюдаю пост, не посещаю храм,
Я в Его честь курю, слушаю старый джаз, пью коньяк, хожу по Его следам,
И не тоскую совсем. Мне говорят, что сошел с ума, что совсем чудак -
Но Он мне сказал - мы встретимся. Будет так.
(с) Пушистый Вареник
Он много смеялся, курил, говорил, что Его, дескать, тоже бросили,
Говорил, не волнуйся, прорвемся, где наша не пропадала,
Я запомнил тогда глаза Его, цвета горечи и сандала.
Потом Он исчез - я не слышал о Нем года три, поменял два дома,
В третьем как-то подзадержался - авария, месяц глубокой комы,
Он появился в моей палате, как должное, принес цветы,
Ты, говорил, не умрешь в этот раз. Не ты.
После мы вместе пробыли шестнадцать месяцев, исколесили полмира,
Он говорил без умолку, рвал газеты, ругался, что люди творят кумира
Из каждого. Потом подолгу молчал, смолил за одной одну,
И, кажется, медленно шел ко дну.
Как-то расстались бездарно, Он вышел за сигаретами, а я - в Мадрид,
Тогда мне хотелось спрятаться, забыть, наконец, что и где у меня болит,
Там и пересеклись в предпоследний раз, я сразу Его узнал
Он был...Ну, Он был Богом. Где были мои глаза?
Такой получился расклад - Он стоит, прячет улыбку свою в ладонь,
Говорит "Мы давно не виделись, здравствуй, мой друг". Создает огонь
И прикуривает - как будто мы снова идем слушать новый рок,
Как будто и не было ничего. Будто бы Он - не Бог.
А я молчу, как последний дурак, сигарету изжевываю, покрываюсь потом,
Что мне сказать Ему, что бы не вышло вычурно, не лебезить, проявить заботу,
"Здравствуй"-, мой голос срывается. Он хохочет, берет меня за плечо,
И через месяц уходит, прощаясь - "Увидимся мы еще".
Больше не виделись. Я не молюсь, не соблюдаю пост, не посещаю храм,
Я в Его честь курю, слушаю старый джаз, пью коньяк, хожу по Его следам,
И не тоскую совсем. Мне говорят, что сошел с ума, что совсем чудак -
Но Он мне сказал - мы встретимся. Будет так.
(с) Пушистый Вареник
понедельник, 14 июля 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
"Или мы дети, или взрослые - или мы свободные, или рабы. Если мы свободные, мы хотим знать полную правду,- если мы взрослые, мы должны ее знать безотложно.
Тот, кто удерживает часть сведений о совершающемся, не предавая их полностью во всеобщее осведомление, в то время как все затронуты совершающимся, уворовывает часть правды, ибо явно, что одна из сторон, предоставляя лишь себе право давать сведения, этим самым не дает правде предстать во всей полноте.
То, что касается всей России, должна знать вся Россия, и немедленно. Иначе должно признать, что Россия продолжает пребывать в том рабстве, в котором она живет уже столетия. Изменился только лик порабощения, переменились исполнители того постыдного дела, которое называется надеванием узды на свободное слово, наложением ярма на волю народа.
Когда выходили в романовские дни изуродованные нумера газет с белыми полосами, я говорил, что каждое белое пятно в газете есть черное пятно на совести правительства.
Эта мысль не теряет убедительности по отношению к любому правительству, не только романовскому.
Воля народа - не благоусмотрение той или иной группы, того или иного класса. Я, свободный поэт, есть часть воли народа. И как свободный писатель я говорю: "Если свобода слова, свобода печати нарушается в стране хоть на один день, хоть на один час, в этой стране нет свободы слова и нет свободы печати".
Совесть России сейчас не свободна. На ней узда и ярмо.
Если же это не так, пусть все мы знаем полную правду о том, что касается нас всех. Если в этом будут промедления, это будет означать, что или мы на положении детей и рабов, или обвинитель боится, что обвиняемый скажет обвинителю еще более обвиняющее слово.
Или одно, или другое. Чистая совесть требует полной речи двух голосов там, где говорили два голоса".
Тот, кто удерживает часть сведений о совершающемся, не предавая их полностью во всеобщее осведомление, в то время как все затронуты совершающимся, уворовывает часть правды, ибо явно, что одна из сторон, предоставляя лишь себе право давать сведения, этим самым не дает правде предстать во всей полноте.
То, что касается всей России, должна знать вся Россия, и немедленно. Иначе должно признать, что Россия продолжает пребывать в том рабстве, в котором она живет уже столетия. Изменился только лик порабощения, переменились исполнители того постыдного дела, которое называется надеванием узды на свободное слово, наложением ярма на волю народа.
Когда выходили в романовские дни изуродованные нумера газет с белыми полосами, я говорил, что каждое белое пятно в газете есть черное пятно на совести правительства.
Эта мысль не теряет убедительности по отношению к любому правительству, не только романовскому.
Воля народа - не благоусмотрение той или иной группы, того или иного класса. Я, свободный поэт, есть часть воли народа. И как свободный писатель я говорю: "Если свобода слова, свобода печати нарушается в стране хоть на один день, хоть на один час, в этой стране нет свободы слова и нет свободы печати".
Совесть России сейчас не свободна. На ней узда и ярмо.
Если же это не так, пусть все мы знаем полную правду о том, что касается нас всех. Если в этом будут промедления, это будет означать, что или мы на положении детей и рабов, или обвинитель боится, что обвиняемый скажет обвинителю еще более обвиняющее слово.
Или одно, или другое. Чистая совесть требует полной речи двух голосов там, где говорили два голоса".
воскресенье, 13 июля 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
Глянут я "Трудно быть богом". Германовский, а не фляйшмановский. И почитал отзывы.
Наверное, если бы я читал отзывы сначала, я б точно смотреть не начал. Я и без этого изначально был в курсе, что к нему полно негативных отзывов.
Этот фильм не для масс. Хотя бы потому, что массы ждали экранизации книги. Прям один в один. А получили грязь, дерьмо, трупы и прочее склизкое.
Первая треть фильма пошла нормально. Потом несколько раз мне хотелось просто вырубить сие творение и не приближаться к нему никогда, и половину фильма я провел с ощущением мерзости от картины.
Почти впервые меня вынудили действительно поверить в натуральность происходящего.
Мы же привыкли к тому, что Средневековье - это сплошь рыцари в золотых доспехах.
Раньше я как-то представлял себе то время, проецируя на него современность с небольшой корректировкой. Только недавно я связал Средневековье с настоящей человеческой жизнью, дремучей необразованностью и прочими прелестями. Связал так, что в голове моей выстроилась настоящая картина, а не золотая идеализированная шелуха. Может, поэтому "Трудно быть богом" Германа воспринялся мной как само собой разумеющееся.
Или это виновата моя привычка не связывать фильм и книгу в одно целое?
Данная картина мне показалась... Именно картиной. Даже не одной, а целым рядом картин. Со своей цельной системой образов.
Сюжет разглядеть среди этой грязи и абсурда почти невозможно, и иногда кажется, что это даже и не нужно. Любуйся отдельными деталями и выстраивай в голове какое-то общее представление. Но среди этого, пожалуй, хорошо удалось показать стирание личности средой, неспособность одного человека изменить тот мир, который его абсолютно не устраивает (именно поэтому его жизнь превращается в прозябание в хаосе, грязи, дерьме и убийствах, а омерзение сменяется агрессией, которая в пике своем проявилась в той последней мясорубке). Ибо его не слышат и не услышат никогда. Ибо трудно быть Богом: его либо боятся, либо ненавидят, даже если Бог нежно любит всех их жалких и убогих, с Богом нельзя дружить и нельзя дать ему любовь в ответ.
На Арканар зритель смотрит глазами самого героя. Это как-то не трудно понять, если связать тот факт, что герой явился с другой планеты, с другого мира, мира созидания и развития, и эти две составляющие (созидание и развитие) являются для него первичной потребностью, и что у него абсолютно ничего не вышло (он даже отказывается возвращаться обратно, может быть потому, что его как раз-таки поглотила эта среда, она его изменила, а не он ее). Может, именно поэтому там главная декорация - грязь. Арканар - как некоторый художественный образ, прогнанный через субъектиное восприятие не автора (Германа), а Руматы. И именно от попытки показать все от первого лица ведется такая странная съемка: деталями, с слишком сильными приближениями и заглядываниями эпизодических персонажей в камеру.
Можно рассматривать этот фильм как попытку показать суть жизни человеческой. В принципе чем Тогда отличается от Сейчас? Разве что красивой оберткой. Чем отличается наше нутро от их мира? Да, фильм иногда лично у меня вызывал желание заглянуть в себя, но я в такие моменты боялся сделать это, боялся увидеть то, что я смотрел.
Люди прозябают в своей грязи, в своем Средневековье. И обязательно появляется кто-то, кто сгорит за всех них, чтобы научить их петь, научить летать, научить дышать, но люди все так же глухи. Были. Есть. Разве сейчас мало таких примеров? Много. Очень много. Эдакие пророки, кричащие в пустоту и в безразличие на людских лицах.
В фильме Средневековье, вероятно, использовано как время действия для контрастности. Чтобы лучше передать смысл.
Можно еще сколько угодно вертеть эту картину и рассматривать ее под разными углами. Можно найти еще множество смыслов у этого мерзкого и странного фильма. И никогда нельзя будет сказать наверняка, в чем есть ее суть: каждый найдет в ней свой, если присмотрится. В этом фильм уже есть прекраснейшее творение, хотя я и не говорю, что этот фильм такой и есть. Только этот факт, только многосмысленность.
Наверное, если бы я читал отзывы сначала, я б точно смотреть не начал. Я и без этого изначально был в курсе, что к нему полно негативных отзывов.
Этот фильм не для масс. Хотя бы потому, что массы ждали экранизации книги. Прям один в один. А получили грязь, дерьмо, трупы и прочее склизкое.
Первая треть фильма пошла нормально. Потом несколько раз мне хотелось просто вырубить сие творение и не приближаться к нему никогда, и половину фильма я провел с ощущением мерзости от картины.
Почти впервые меня вынудили действительно поверить в натуральность происходящего.
Мы же привыкли к тому, что Средневековье - это сплошь рыцари в золотых доспехах.
Раньше я как-то представлял себе то время, проецируя на него современность с небольшой корректировкой. Только недавно я связал Средневековье с настоящей человеческой жизнью, дремучей необразованностью и прочими прелестями. Связал так, что в голове моей выстроилась настоящая картина, а не золотая идеализированная шелуха. Может, поэтому "Трудно быть богом" Германа воспринялся мной как само собой разумеющееся.
Или это виновата моя привычка не связывать фильм и книгу в одно целое?
Данная картина мне показалась... Именно картиной. Даже не одной, а целым рядом картин. Со своей цельной системой образов.
Сюжет разглядеть среди этой грязи и абсурда почти невозможно, и иногда кажется, что это даже и не нужно. Любуйся отдельными деталями и выстраивай в голове какое-то общее представление. Но среди этого, пожалуй, хорошо удалось показать стирание личности средой, неспособность одного человека изменить тот мир, который его абсолютно не устраивает (именно поэтому его жизнь превращается в прозябание в хаосе, грязи, дерьме и убийствах, а омерзение сменяется агрессией, которая в пике своем проявилась в той последней мясорубке). Ибо его не слышат и не услышат никогда. Ибо трудно быть Богом: его либо боятся, либо ненавидят, даже если Бог нежно любит всех их жалких и убогих, с Богом нельзя дружить и нельзя дать ему любовь в ответ.
На Арканар зритель смотрит глазами самого героя. Это как-то не трудно понять, если связать тот факт, что герой явился с другой планеты, с другого мира, мира созидания и развития, и эти две составляющие (созидание и развитие) являются для него первичной потребностью, и что у него абсолютно ничего не вышло (он даже отказывается возвращаться обратно, может быть потому, что его как раз-таки поглотила эта среда, она его изменила, а не он ее). Может, именно поэтому там главная декорация - грязь. Арканар - как некоторый художественный образ, прогнанный через субъектиное восприятие не автора (Германа), а Руматы. И именно от попытки показать все от первого лица ведется такая странная съемка: деталями, с слишком сильными приближениями и заглядываниями эпизодических персонажей в камеру.
Можно рассматривать этот фильм как попытку показать суть жизни человеческой. В принципе чем Тогда отличается от Сейчас? Разве что красивой оберткой. Чем отличается наше нутро от их мира? Да, фильм иногда лично у меня вызывал желание заглянуть в себя, но я в такие моменты боялся сделать это, боялся увидеть то, что я смотрел.
Люди прозябают в своей грязи, в своем Средневековье. И обязательно появляется кто-то, кто сгорит за всех них, чтобы научить их петь, научить летать, научить дышать, но люди все так же глухи. Были. Есть. Разве сейчас мало таких примеров? Много. Очень много. Эдакие пророки, кричащие в пустоту и в безразличие на людских лицах.
В фильме Средневековье, вероятно, использовано как время действия для контрастности. Чтобы лучше передать смысл.
Можно еще сколько угодно вертеть эту картину и рассматривать ее под разными углами. Можно найти еще множество смыслов у этого мерзкого и странного фильма. И никогда нельзя будет сказать наверняка, в чем есть ее суть: каждый найдет в ней свой, если присмотрится. В этом фильм уже есть прекраснейшее творение, хотя я и не говорю, что этот фильм такой и есть. Только этот факт, только многосмысленность.
пятница, 04 июля 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
Я в лес бежал из городов,
В пустыню от людей бежал...
Теперь молиться я готов,
Рыдать, как прежде не рыдал.
Вот я один с самим собой...
Пора, пора мне отдохнуть:
Свет беспощадный, свет слепой
Мой выпил мозг, мне выжег грудь,
Я страшный грешник, я злодей:
Мне Бог бороться силы дал,
Любил я правду и людей;
Но растоптал свой идеал...
Я мог бороться, но, как раб,
Позорно струсив, отступил
И, говоря: "увы, я слаб!",
Свои стремленья задавил...
Я страшный грешник, я злодей...
Прости, Господь, прости меня,
Душе измученной моей
Прости, раскаянье ценя!..
Есть люди с пламенной душой,
Есть люди с жаждою добра,
Ты им вручи свой стяг святой,
Их манит, их влечет борьба.
Меня ж прости!..
В пустыню от людей бежал...
Теперь молиться я готов,
Рыдать, как прежде не рыдал.
Вот я один с самим собой...
Пора, пора мне отдохнуть:
Свет беспощадный, свет слепой
Мой выпил мозг, мне выжег грудь,
Я страшный грешник, я злодей:
Мне Бог бороться силы дал,
Любил я правду и людей;
Но растоптал свой идеал...
Я мог бороться, но, как раб,
Позорно струсив, отступил
И, говоря: "увы, я слаб!",
Свои стремленья задавил...
Я страшный грешник, я злодей...
Прости, Господь, прости меня,
Душе измученной моей
Прости, раскаянье ценя!..
Есть люди с пламенной душой,
Есть люди с жаждою добра,
Ты им вручи свой стяг святой,
Их манит, их влечет борьба.
Меня ж прости!..
среда, 02 июля 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
среда, 04 июня 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
"Как хорошо, когда вокруг одни старики, да? Каждый держится за свою больную печёнку. Так аккуратненько стараются дожить... А вот подумать о том, чтобы просто жить, никому в голову не приходит. Нет, это не для нас! Никогда не смей становиться стариком!" - "Завтра была война".
вторник, 27 мая 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
"Почему никому не приходит в голову, что эта эпоха... есть творение наших рук? Почему никто не отдает себе отчета в том, что не мы являемся детьми эпохи, а, напротив, эпоха родится по нашей воле и что в наших силах направлять ее ход?" - Ежи Брошкевич "Образ любви"
вторник, 15 апреля 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
Блок - "О, я хочу безумно жить..."
О, я хочу безумно жить:
Всё сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!
Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне,-
Быть может, юноша весёлый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство - разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь - дитя добра и света,
Он весь - свободы торжество!
О, я хочу безумно жить:
Всё сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!
Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне,-
Быть может, юноша весёлый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство - разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь - дитя добра и света,
Он весь - свободы торжество!
среда, 09 апреля 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
Всем немного Феллини.
среда, 12 марта 2014
Летать - это как падать, но падать вверх. Я бы хотела падать в небеса.
Мокко fm - Харе Кришна
Такое время, вроде бы все живем под небом одним,
Дети с детства растут на американской истории икс,
Среди нас нет ангелов, над головами черный нимб,
Мистер президент - твой персональный трикстер.
Хипстер, темнокожий, азиат с глазами другими -
Объекты самой жгучей ненависти националиста,
Вместо миллиарда людей останутся только могилы,
Победа за теми, память о ком всегда будет чистой.
Будешь крошить об асфальт зубы не таких как ты,
А я не вижу разницы между коренными и приезжими,
Буду стоять на своем, пока мой разум не остыл,
Мы не рождаемся, мы лишь становимся грешными.
Я знаю, что от твоих рук умирали невиновные,
Но голоса этих жертв нам скажут лишь об одном,
Твоя душа останется гнить под горячими волнами,
Твоя победа без крыльев летит на самое дно.
В таких головах вместо мозга плавает свастика,
Вот кто на свет действительно рождается лишним,
Вместо сердца - угли со вкусом пиковой масти,
Мой друг, я буду петь лично тебе харе кришна.
Харе кришна рама.
Такое время, вроде бы все живем под небом одним,
Дети с детства растут на американской истории икс,
Среди нас нет ангелов, над головами черный нимб,
Мистер президент - твой персональный трикстер.
Хипстер, темнокожий, азиат с глазами другими -
Объекты самой жгучей ненависти националиста,
Вместо миллиарда людей останутся только могилы,
Победа за теми, память о ком всегда будет чистой.
Будешь крошить об асфальт зубы не таких как ты,
А я не вижу разницы между коренными и приезжими,
Буду стоять на своем, пока мой разум не остыл,
Мы не рождаемся, мы лишь становимся грешными.
Я знаю, что от твоих рук умирали невиновные,
Но голоса этих жертв нам скажут лишь об одном,
Твоя душа останется гнить под горячими волнами,
Твоя победа без крыльев летит на самое дно.
В таких головах вместо мозга плавает свастика,
Вот кто на свет действительно рождается лишним,
Вместо сердца - угли со вкусом пиковой масти,
Мой друг, я буду петь лично тебе харе кришна.
Харе кришна рама.